Это была потрясающая пара: Вера Васильевна и Константин Матвеевич. Много лет они оба работали в родовспоможении, и у них стремилась рожать вся богемная Москва. Трех дочерей моего мужа принимали они и успели стать для него настоящими друзьями и – втайне – олицетворенным идеалом супружества.
Мне было, наверное, девятнадцать, когда муж впервые привел меня ним в дом. Был конец восьмидесятых, голодное время, но у Федермессеров всегда для друзей собиралось на стол всякое простое, но самое вкусное: горячая картошка, солености, грибы – страсть Веры Васильевны. Помню, она и меня научила каким-то тогдашним кулинарным изворотливостям: замороженные помидоры в пачке (из магазина «Морозко», а больше там и не было ж ни хрена), плавленый сырок и немножко раздавить чеснока. И всё это – к отварным макаронам, по-итальянски как бы. И супчик еще с сырком, был такой плавленый, «С луком для супа» назывался: картошка, пассерованная морковка, зелень, натертый сырок добавить в конце.
Когда она находила время готовить из ничего для семьи из четырех человек, принимать гостей, содержать дом в идеальной чистоте, а домочадцев (в числе которых – собака!) – в строгости, быть невероятно элегантной, всегда с маникюром, и при этом столько работать – непонятно…
К тому же Федермессеры – на всех вернисажах, в первых рядах зрительного зала на самых интересных вечерах и спектаклях, всё видели, всех знают, всё читали… Стиль жизни. Нормально.
То ли я чем-то Вере Васильевне все-таки понравилась, то ли маленькая жена любимого друга, за которого у них с мужем болела душа, автоматически становилась «своей» и бралась под крыло, но Вера сумела стать для меня чем-то вроде старшей подруги: много было разговоров, о которых чужим не расскажешь, смешных и грустных…
Я была знакома с этой семьей еще совсем недолго, когда Левитанский уехал в зарубежную поездку и я впервые осталась одна в неуютной съемной квартире. Помню, тем же вечером позвонила Вера Васильевна:
– Привет. Где Юрка?
– Уехал в Белград…
– Так… А ты небось сидишь и рыдаешь?! Ясно! Собирай вещи и приезжай, поживешь у нас, пока он не вернется!
Нужно ли говорить, что о любом недомогании, собственном или своих дочерей, Левитанский в первую очередь бросался к телефону посоветоваться с Верой… А сколько таких друзей было у Федермессеров! Как на всех хватало времени, сил, и сердца, и терпенья!
Когда уже не стало Левитанского, я по привычке набирала их домашний номер, если нужен был медицинский совет, но совет близкого человека – ведь это невероятно важно!
К примеру, однажды после бани и массажа я сдуру прыгнула в холодный бассейн и, видимо, чего-то застудила в области шеи. Два месяца я терпела головную боль, глотала таблетки и мысленно выстраивала картину катастрофы — я жуткий ипохондрик. Наконец решилась позвонить Вере Васильевне, которая тогда уже стала главным врачом Первого московского хосписа. Дрожащим голосом описала клиническую картину. Слышу: Вера Васильевна спокойно закуривает, затягивается.
– Ну и ты, конечно, решила, что у тебя рак мозга? – подытоживает она мой лепет.
– Да…
– Блядь, как же ты мне надоела! (Чувствую: легчает! Отпускает!) Иди нахуй со своей ерундой! Всё, щас Костю дам, он с тобой поговорит. Мне некогда! Пока!
Трубку берет Константин Матвеич и рокочет своим голосом Луи Армстронга:
– Здравствуй, детка. Верка сказала, что ты себе уже поставила диагноз. Это ты молодец. Ну, што… Значит, так. В аптеке купишь трам-пам-пам (я уж сейчас не помню названья, без рецепта, 12 копеек). И принимай. И прогревай. И не волнуйся… Мы с Веркой тебя целуем. Девчонки привет передают.
И я чувствую, что от этого дуэта двух изумительных, от бога, врачей у меня и без таблеток волшебным образом тает боль: от их голосов, от матерка Веры Васильевны, от их нежности к моей дурости.
У В.М. Бехтерева есть фраза о том, что если после разговора с врачом пациенту не становится легче, то это был не врач.
Вера Васильевна, люблю Вас и помню всё-всё…